Бывший сотрудник Национального центра по борьбе с коррупцией Михаил Гофман, раскрывший в телеэфире подробности мошенничества в банковской системе Молдовы, находится с частным визитом в Вашингтоне. В интервью корреспонденту Свободной Европы Майку Экелю Гофман рассказал, что в США он оказался благодаря личным связям, но утверждает при этом, что встретился там и с представителями американского правительства — их имена он не стал называть, посчитав это преждевременным. Он говорит, что цель его визита — рассказать миру о том, как «потрошили» молдавские банки, и назвать имена тех, кто причастен к «афере века». Бывший сотрудник НЦБК дает также понять, что не спешит помогать официальному расследованию в Молдове, так как не верит в беспристрастность следствия. Между тем по информации молдавских журналистов, Михаил Гофман владеет роскошной недвижимостью по соседству со многими «людьми из системы», на которую сейчас обрушился с жесткой критикой, а из НЦБК он был уволен поскольку не прошел проверку на детекторе лжи.
Майк Экель: Два года назад вас уволили. Почему только сейчас, два года спустя, вы откровенно заговорили об этом? Почему именно сейчас?
Михаил Гофман: Почему через два года? Эти годы я не молчал, а тоже работал. Всем объясняли, всем отправляли бумаги. Кто хотел — реагировал, кто-то боялся, кто-то не хотел, скажем так, подключаться к этим вопросам. Параллельно я проходил по своим уголовным делам, которые в итоге закрыли, даже те, что они мне «нарисовали» в 2014 году. Потом я уехал на пару месяцев по своим личным делам, и с 2015 года опять начали воевать.
С организованной преступностью не работают через Фейсбук. Кто бы мне поверил тогда в 2014 году, что такое произошло? Все эти документы засекречены, и они их просто не достают, потому что это для них проблема — для очень многих это проблема.
Майк Экель: Я вас правильно понял — у вас есть информация о том, что именно г-н Плахотнюк лично получил часть этих украденных денег и ему было выгодно в каком-то плане… Когда именно вы все-таки узнали об этом?
Михаил Гофман: Мы давно это знали. Это была оперативная информация…
Майк Экель: Но когда именно?
Михаил Гофман: Еще в 2013 году. Потому что он один из бенефициаров, точнее – он основной бенефициар финальных потоков этих денег. Плюс остальные, им досталась меньшая часть. Это первый эшелон, если говорить о бенефициарах. Второй бенефициар основной — Влад Филат. Из-за того, что возник такой ажиотаж, начала появляться информация в прессе, там, там, и народ начал как бы задавать вопросы, вот он и решил сдать Влада Филата. Там и Илан Шор — второй этап, то есть эта конструкция очень сложная, комплексная.
Мы не будет раскрывать все детали, но я хочу сформулировать еще один момент: координатором схемы был Сергей Яралов. Он — приближенный Владимира Плахотнюка по финансовым вопросам, и состоит в политическом совете Демократической партии, первым зампредседателя которой является Владимир Плахотнюк. Вот вам взаимосвязь. Узнав обо всех этапах этой сложной конструкции, вы увидите, что в хищениях валютных резервов участвовали, по сути, все. Основной бенефициар — первый эшелон, второй эшелон — из госструктур и, соответственно, исполнители, которые, скажем так, не то что не предпринимали, многие даже не понимали, что происходит.
... из «страны успеха» — все говорили, что в Восточном партнерстве мы были «страной успеха», а в итоге в одночасье мы стали чуть ли не бомбой замедленного действия.
Я это понял еще тогда, когда был в этой комиссии. Было доказано в 2014 году, что одна из финансовых групп захотела через мошеннические схемы получить 23% из 56% акций государства. Чтобы они чувствовали себя комфортно. Комфортно в каком смысле? Чтобы потрошить банковскую систему. Потому что самый большой системный банк — Banca de Economii — сберегательный банк Молдовы использовался как платформа для потрошения банковской системы. Чтобы эта система заработала, надо было объединить весь банковский сектор — 70% банков работали синхронно, это все системные банки: Victoriabank, Moldindconbank, Agroindbank и Banca de Economii. Это были синхронные банки, вблизи были еще два банка – Banca Sociala и Unibank, которые, скажем так, были карманными маленькими банками, но через них выводилась часть денег. Куда? В Россию. Часть денег через разные подставные фирмы.
Как происходило потрошение? Межбанковские платежи чисто оформляли на бумаге на конец месяца, но без процентов по ним. И это наводило на очень нехорошие мысли. Если деньги одолжили, какую-то сумму другому банку за границей, например, в России трем банкам, долг должен возвращаться с какими-то процентами. То есть это бизнес.
Остальное уходило в подставные фирмы в виде токсичных кредитов, залоги были очень сомнительного свойства. Начиная от поручительств фиктивных из-за границы, которые никто за короткое время не мог проверить, или залоги, завышенные до нереальной стоимости.
Если говорить об эмиссии, я вернусь к 2013 году, когда на рынке ценных бумаг началось формирование психологической цены, то есть на рынке ценных бумаг одна акция Сбербанка (Banca de Economii) стоила где-то 50 леев. И чтобы сформировать психологическую цену они опустили ее до 14 леев. Государство решило провести эмиссию на 16 миллионов акций на 80 миллионов леев — это было примерно 50 миллионов долларов. Это как раз та доля, которую купила эта финансовая группа, она приобрела 23% акций из 56%. Это как раз та сумма, которая была нужна им. Объясняю почему. Потому что эти 50 миллионов были взяты в кредит из того же Banca de Economii через молдавскую компанию — Sisteme informationale integrate, деньги прошли через 5-6 офшорных компаний и вернулись обратно в Banca de Economii — на них приобрели эти 23%.
Суть в чем? С одной стороны, государство как бы одобрило, как мажоритарный акционер, проведение дополнительной эмиссии акций на эту сумму, а в эмиссии не участвовало. Нонсенс. Это было для того, чтобы создать видимость надежности: пожалуйста, покупайте. Была тогда идея — я предложил провести спецоперацию через подставного брокера, эта операция должна была приостановить эту схему. Я запросил 20 миллионов леев, чтобы участвовать в формировании психологической цены акции, когда ее с 50 леев должны были снизить до 14. Я хотел предложить за одну акцию Banca de Economii 2-3 тысячи леев — это сбило бы их с толку и разрушило бы эту конструкцию.
Майк Экель: И чем это закончилось?
Михаил Гофман: В конце концов, мне руководство сказало, что министерство финансов не располагает такими финансами.
Майк Экель: Вы говорили, что вашей работе, вашему расследованию препятствовали. Кто именно пытался помешать?
Впервые заговорили о том, чтобы уволить меня, отстранить от должности 3 августа 2012 года, тогда премьер-министром еще был Влад Филат. На одном из заседаний министерства финансов прозвучало первое пожелание меня отстранить, потому что, вы понимаете, мои, скажем так, профессиональные связи, личные связи, сформировавшиеся за весь этот период с 1997 года, им не нравились. И то, что другие могли сделать, скажем, за какой-то более длительный период, получить ответы на какие-то запросы, какую-то информацию, я мог получить в очень короткие сроки. Используя даже мои личные связи — на уровне негласного „нужно помочь”. То есть, официально все, красиво, по закону, просто чтобы ускорить получение информации. Я даже могу объяснить, почему мы в кратчайшие сроки доказали, что покупка этих 23% акций, которая случилась в июне 2013 года, когда провели эту эмиссию. Я получил информацию, что все — и молдавская фирма Sisteme informationale integrate, и те офшорные компании, которые фигурируют в отчетах, принадлежали Илану Шору. Все счета за границей, в Латвии и Новой Зеландии, представителем этих офшорных компаний был Ион Кожокару — молдавский гражданин. И за очень короткое время мы это доказали, и очень многим это не понравилось. И тогда началась более массивная атака информационная — в отношении меня лично, моих родственников, были открыты уголовные дела, были и провокации, было много всего. Последнее, что случилось — когда я подготовил отчет, самый большой отчет, мы его между собой называем молдавский Kroll, еще в конце 2013 года, где было расписано, что все системные банки работают синхронно. Они создали платформу, чтобы добраться до валютных резервов Нацбанка Молдовы, и сделали это в три этапа. Работали системно все молдавские банки, в качестве платформы использовали Banca de Economii, Banca Sociala и Unibank — оба карманные банки.
Поэтому с 2012 года до сегодняшнего дня под любыми предлогами никто не хотел подписывать с МВФ соглашений. Потому что, вы понимаете, это, по сути, не позволило бы реализовать схему – они бы это увидели.
Как они добрались до валютных резервов Нацбанка? Это произошло в три этапа. Изначально никто не хотел воровать эти валютные резервы Национального банка, хотели, скажем так, администрировать их с помощью молдавских банков, которые состояли в разных местных финансовых группах. Администрировать валютные резервы нацбанка. Вы понимаете, что это невозможно, потому что, когда приезжает МВФ или Всемирный банк и хочет, скажем так, инвестировать, давать взаймы государству, Нацбанку, министерству финансов, конечно они проводят свой аудит и смотрят, чтобы были соблюдены соответствующие параметры. Международные параметры. Это технический вопрос. Поэтому с 2012 года до сегодняшнего дня под любыми предлогами никто не хотел подписывать с МВФ соглашений. Потому что, вы понимаете, это, по сути, не позволило бы реализовать схему – они бы это увидели.
Поговорим об этапах. Первый этап – то есть, выиграли, получили контроль над Banca de Economii, вошли в руководство банка, почувствовали себя комфортно и начали выдавать токсичные кредиты, то есть потрошить банковскую систему. Это был второй этап. Обанкротили Banca Sociala через разные схемы и комбинации, Unibank тоже обанкротили. И третий этап, когда Юрие Лянкэ, тогдашний премьер-министр, подписал секретное решение, 13 ноября 2014 года, о выделении из резервов Национального банка 9,5 миллиарда леев — в помощь этим банкам, которые уже были опустошены. Где-то за 5-6 дней до подписания этого документа системные банки почему-то все свои свободные деньги перевели в пустой банк. Это ненормально. То есть провели межбанковские платежи, по которым еще следственным органам надо разобраться. Это второй этап. И получилось, что, когда эти валютные резервы в 9,5 миллиарда леев попали в эти три банка, они, по сути, с 25 ноября по 29 ноября 2014 года, просто испарились. Через различные офшоры, компании молдавские; и гарантом выступала одна компания кажется из Великобритании — Fortuna United. Это был первый транш, и второй транш, когда уже поменяли премьер-министра. Кирилл Габурич подписал решение о выделении еще 5,3 миллиарда леев тоже в помощь этим банкам.
Недавно появилась информация, что председатель ПКРМ Владимир Воронин сказал, что премьер-министр Габурич в то время, после выделения 5,3 миллиарда леев должен был подписать еще одно решение секретное на 7,5 миллиарда. Но из-за возмущения народа — люди уже начали понимать многие вещи, в 2015 году начались массовые протесты и этого не случилось. Эта информация была закрытой, мы о ней узнали совсем недавно, потому что эта тема поднимается в очень узких кругах...
Майк Экель: В правительстве?
Михаил Гофман: В правительстве, наверху, скажем так — на политическом уровне.
Майк Экель: Позвольте задать такой вопрос: говорят о российском следе в этом мошенничестве, участвовали ли какие-то фирмы из Москвы в краже денег? Что вы можете сказать об этом?
Михаил Гофман: Часть денег — где-то три миллиарда леев, по данным на 1 ноября 2013 года, ушли в три российских банка – Промстройбанк, Газпромбанк и Алеф-Банк. Порядка трех миллиардов молдавских леев. Дальше я не знаком с ситуацией, я говорю лишь о информации до 1 ноября 2013 года. Эти деньги просто оформлялись как межбанковские платежи, которые одалживали на короткие сроки. Но их не возвращали, лишь оформляли по бумагам. Без выплаты процентов, каких-то дивидендов. Тут еще надо разобраться, откуда взялась эта формула. Хотя нам известно о координаторе схемы, но…
Майк Экель: Кто это был?
Михаил Гофман: Сергей Яралов. Но за ним стоят очень влиятельные люди, начиная от молдавских политиков и до тех, кто придумал эту схему. На сегодняшний день у нас такая неразбериха, в обществе ощущается сильное недовольство и, по сути, из «страны успеха» — все говорили, что в Восточном партнерстве мы были «страной успеха», а в итоге в одночасье мы стали чуть ли не бомбой замедленного действия.
Официально нельзя сказать, что именно со стороны Москвы, но в то, что они выигрывают в этой ситуации — это да. Люди разочарованы в том, что все говорили, что мы стремимся в Евросоюз, вот вам инвестиции, вот вам финансовые средства
Поступали инвестиции — из Евросоюза, Соединенных Штатов, со Швецией много работали, Францией, Германией, и в одночасье как бы непонятно куда делись эти инвестиции, все думали, что мы вот-вот начнем интегрироваться в Евросоюз, а в результате — люди сильно разочаровались, стали хуже жить, чем раньше.
Майк Экель: Вы считаете, что есть какой-то политический подтекст во всем этом?
Михаил Гофман: Да, я его чувствую.
Майк Экель: Со стороны Москвы?
Михаил Гофман: Официально нельзя сказать, что именно со стороны Москвы, но в то, что они выигрывают в этой ситуации — это да. Люди разочарованы в том, что все говорили, что мы стремимся в Евросоюз, вот вам инвестиции, вот вам финансовые средства, а в итоге у нас стало хуже, чем было до подписания Соглашения об ассоциации с ЕС.
Майк Экель: Вы готовы участвовать в расследовании этого дела в Молдове в качестве свидетеля... Я правильно вас понял?
Михаил Гофман: Я за то, чтобы создали международную группу по расследованию кражи миллиарда.
Майк Экель: Вы не доверяете молдавской системе, так?
Михаил Гофман: Нет. Они, во-первых, неправильно расследуют, это мое личное мнение. И, во-вторых, в одиночку они не смогут провести такое масштабное расследование.
Майк Экель: Почему?
Михаил Гофман: Потому что причастны очень много американских, британских, прибалтийских компаний и нужно очень быстро реагировать во многих ситуациях. И так много времени потеряно. В Новой Зеландии — что там происходит с этими компаниями, они еще открыты или уже закрыты? Возможно, многие компании сейчас сменят своих учредителей или, например, поменять, перевести администратора из Белиза на Виргинские острова, чтобы запутать. Поэтому необходима комплексная операция. И быстрая. Не просто посылать запросы и ждать, пока поступит ответ. Это затянет надолго расследование, а время работает в их пользу.
Майк Экель: А вы не боитесь за вашу личную безопасность, за безопасность родственников, семьи?
Михаил Гофман: Есть вопросы, но, думаю, я разрулю ситуацию. Есть вопросы, конечно, но они возникли не сегодня и не вчера. Они возникли еще тогда, когда появились основные документы — в 2013 году. Потому что я им ломал всю конструкцию. Поэтому они пошли по пути, по которому пошли: открывать уголовные дела, развязывать в прессе кампании по моей дискредитации и тому подобное. Усилилось всё недавно, после моего выступления – это было третьего июля — первое мое официальное выступление в программе Натальи Морарь, началось мощное наступление по всем фронтам – на меня, на родственников и так далее.
Конечно, они хотят и ждут, как бы это разрулить. Но они настолько все запутали, что не знают, как распутать. Потому что до сегодняшнего дня внешнее финансирование приостановлено, министерство финансов кредитуют частные банки, которые прямо или косвенно участвовали в краже миллиарда. Самое интересное, под очень высокий процент — до 25%, если я не ошибаюсь. И в один прекрасный день эта карусель должна остановиться. Там остались валютные резервы, которые хотели провести через парламент и приостановили пока, потому что народ начал возмущаться и могут начаться очень серьезные протесты, а Молдове это не нужно. И плюс к этому министерство финансов в один прекрасный день не сможет покрывать социальные статьи расходов. Вот такая ситуация. И на сегодняшний день пока решения не нашли. Но ситуация очень взрывоопасная.
Майк Экель: В Вашингтоне у вас были какие-то встречи с высокопоставленными чиновниками?
Михаил Гофман: Были, но я не хочу разглашать информацию пока, преждевременно.
Майк Экель: Нет, ну сам факт, что вы встретились с представителями американского правительства здесь, в Вашингтоне…
Михаил Гофман: Да. Контакты есть, и мы налаживаем сотрудничество, скажем так.
Майк Экель: А когда вернетесь в Молдову, в Кишинев?
Михаил Гофман: Я надеюсь, в течение 5-10 дней.
Майк Экель: Вы здесь только будете?
Михаил Гофман: Ну, я хочу не только в Соединенных Штатах объяснить, что у нас происходит, я надеюсь, что у меня получится и в Евросоюзе провести пару встреч и использовать мои личные связи, официальные связи, чтобы давние мои друзья, сегодняшние мои друзья помогли мне объяснить, что произошло и что происходит в Республике Молдова.
Майк Экель: Знаете, хочу задать вот такой вопрос: вы знаете о деле Магнитского? Вы в курсе, кем был Магнитский?
Михаил Гофман: Да, я в курсе.
Майк Экель: Там тоже фигурировали деньги, которые отмывали через молдавские банки...
Михаил Гофман: Да, я в курсе, я занимался этим вопросом, мы собирали информацию. Мы не имеем права открывать уголовные дела, собираем информацию и направляем ее в следственный орган, в Генеральную прокуратуру. Да, есть такая информация, есть даже уголовное дело в Молдове, открытое по этому факту в 2012 году. Оно было связано с Banca de economii еще в 2008 году, вернее, конец 2007 – 2008 год. Многие говорят, что это политический вопрос, у нас как бы проходил транзит, сумма, которая прошла через нас, через эти банки, через две молдавские компании Bunicon-Impex и Elenast-COM прошло11,5 миллиардов российских рублей.
Да, деньги ушли дальше в прибалтийские банки, потом они разошлись по разным офшорным компаниям. Мы работали со службой по борьбе с отмыванием денег Латвии и аналогичным ведомством из Болгарии — они вели уголовное дело по отмыванию денег, и в Латвии тоже. На сегодняшний день не могу сказать, какая ситуация, какие результаты по этим делам.
Майк Экель: Это все с моей стороны. Если хотите, можете еще что-то добавить…
Михаил Гофман: Один момент вот забыл добавить, очень важный. В конце 2014 года, перед тем, как установить особый надзор за этими тремя банками — Banca de economii, Banca sociala и Unibank, 27 ноября 2014 года почему-то аннулировали эмиссию, которая была начата государством в 2013 году, о которой я говорил в начале интервью — о покупке 23% акций. Я выяснил, что этой эмиссии не существовало. Это мошенническая схема, просто они нашли трех человек, я знаю, кто их искал, чтобы они начали процедуру. Суть ее в том, что якобы они не участвовали в эмиссии, поэтому эмиссия незаконна. Но это просто ширма, формальность, для того, чтобы аннулировать эмиссию, потом начать процедуру несостоятельности, чтобы все это скрыть. Это у них не получилось. То есть, у них получилось аннулировать ее, но вопрос в том, что я доказал, что этой эмиссии не существовало. И 27 ноября 2014 года было решение Высшей судебной палаты, сам председатель Михай Поалелунджь занимался почему-то этим и почему-то в последний момент поменял даже состав судей, и сам вошел в этот состав. Вот вам и коррупция, вот вам и многие вопросы. Есть очень много вопросов. В каждом из этих трех этапов хищения валютных резервов есть свои актеры, с которых еще надо спросить, почему так получилось.