В международном аэропорту Гаваны 12 февраля, когда в Европе и России была уже ночь, прошла встреча папы римского Франциска и патриарха Московского и всея Руси Кирилла. Это первое за всю историю христианства личное общение глав Римско-католической и Русской православной церквей. Официально папа и патриарх обсудили проблемы христианства в современном мире, в частности, непростую ситуацию христиан Ближнего Востока и возможную совместную помощь двух церквей собратьям по вере, подвергающимся тяжким испытаниям. Но мало кто сомневается в том, что у папы Франциска и патриарха Кирилла нашлись и другие темы для обсуждения. Наверняка не все из них станут достоянием гласности.
По сообщениям информационных агентств, главы двух церквей тепло поприветствовали друг друга. Папа и патриарх обращались друг к другу "брат мой". Переговоры продлились около двух часов. По их итогам была подписана совместная декларация. "Результаты этой беседы дают мне возможность сказать, что две церкви могут работать совместно на благо христиан всего мира", – отметил патриарх Кирилл. А папа Франциск заявил, что "мы говорили очень откровенно, я вас уверяю, что в этом диалоге я чувствовал присутствие Святого духа".
О предстоящей в Гаване встрече было объявлено неделю назад. За это время было высказано немало предположений о том, что стоит за договоренностью римской курии и московской патриархии, какие выгоды и риски сулит обеим сторонам гаванская встреча и есть ли у нее сугубо политический подтекст.
Об этих и других темах, связанных с переговорами папы Франциска и патриарха Кирилла, мы беседуем со специалистом по истории Русской православной церкви, научным сотрудником Центра изучения Восточной Европы при Бременском университете (Германия) Николаем Митрохиным.
– Как вообще стало возможным это историческое свидание? Ведь между Русской православной церковью и Римско-католической церковью есть вековые разнообразные противоречия – не только канонические, теологические, но и разного рода претензии весьма земного характера. Скажем, РПЦ не раз в прошлом обвиняла католиков в прозелитизме. Вроде бы эти противоречия никто не отменял, но сам факт встречи патриарха Кирилла и папы Франциска означает, что все эти проблемы на данный момент признаны как бы несущественными?
– Да, действительно, список расхождений РПЦ с Римско-католической церковью, который был объявлен незадолго до гаванской встречи, полностью исключает какие-либо исторические претензии, равно как и обвинения в прозелитизме. Единственное очевидное противоречие, про которое было сказано, – это комплекс вопросов, связанный с существованием Украинской грекокатолической церкви, на которую Русская православная церковь возлагает вину за так называемый разгром епархий на западе Украины, перенос своего представительства в Киев и даже за некие русофобские тенденции в нынешнем украинском конфликте. Мы видим довольно практичную позицию РПЦ, которая убрала сейчас даже те претензии, которые выдвигались к католикам еще 10 лет назад, когда действительно их обвиняли в прозелитизме, в открытии новых епархий на территории России, Казахстана и Украины. РПЦ сократила где-то на 70% свои претензии к католикам ради сегодняшних практических целей.
РПЦ сократила где-то на 70% свои претензии к католикам ради сегодняшних практических целей
– А у Римско-католической церкви нет, в свою очередь, претензий к РПЦ?
– Нет. Она по отношению к другим крупным христианским церквям исповедует доктрину "братской любви", то есть все мы христиане, у нас общая история, в ней больше объединяющего, чем разделяющего, поэтому если даже какие-то есть стычки и противоречия, то мы это все решаем в рабочем порядке, и это не должно являться предметом острых противоречий. В отношении логики церковных отношений католическая церковь действует прямо: если у нас есть взаимные претензии, то давайте встречаться и говорить об этом. А вот Русская православная церковь ведет себя как разборчивая девушка: нет, сначала вы все сделайте, как мы хотим, а потом мы, так уж и быть, встретимся и о чем-нибудь хорошем поговорим.
– Ну вот и встретятся, стало быть. Эта встреча двух высших церковных иерархов для кого из них в большей степени успех, а для кого – поражение? Или тут рассуждать в таких категориях неправомерно?
– Здесь нет игры с нулевой суммой, когда один обязательно выигрывает, а другой проигрывает. Для Римско-католической церкви встреча в Гаване скорее важна в плане налаживания нормального общения на высшем уровне с крупной региональной христианской церковью. Это подразумевает, что РПЦ, в свою очередь, постарается не ущемлять интересы католической церкви, которые, несомненно, есть, на тех территориях, где РПЦ сильна и влиятельна. Проще говоря, тем католическим священникам, которые действуют в России, не будут чиниться препятствия, из России не будут высылаться по вздорным обвинениям священники и епископы с иностранными паспортами, как это было в начале 2000-х годов, и так далее. Для Русской православной церкви, я бы сказал, в нынешней встрече есть минусы, потому что верхушка РПЦ и духовенство долго позиционировали себя перед верующими как сторонники "чистого" православия, бескомпромиссные борцы с католиками, и вдруг такая встреча. Понятно, что и масштаб фигур несопоставим: у Франциска миллиард последователей, у Кирилла – хорошо если 50 миллионов. В этой ситуации Кирилл не выглядит столь же крупной фигурой.
– К патриарху Кириллу можно относиться по-разному, но он, несомненно, очень неглупый человек. Значит, какие-то есть плюсы, которые для него перевешивают всякие минусы. Какие именно?
– На мой взгляд, у него появилась какая-то резкая практическая необходимость в этом, поскольку решение о встрече было принято тайно. Кирилл избежал обсуждения этого вопроса на только что состоявшемся Архиерейском соборе, не проинформировал об этом своих собратьев (каждый епископ РПЦ по статусу является "собратом" патриарха). Поэтому какие реально мотивы РПЦ в этой ситуации, можно только гадать. Официальная причина объявлена: тревога за судьбу христиан на Ближнем Востоке. Какое реальное влияние может оказать Римско-католическая церковь на их судьбу, тем более совместно с Русской православной, совершенно неясно. Русская православная церковь не участвует в каких-либо серьезных программах поддержки ближневосточных христиан. Это видно хотя бы по тому, что никакой эмиграции ближневосточных христиан из регионов, где идет война, из Сирии, из Ирака в Россию нет. Зато, например, в Германию они едут. Вот, буквально в паре километров от меня, под Бременом, есть огромная церковь, рассчитанная на две тысячи человек – это церковь с сирийскими христианами, епископ у них здесь находится и даже официальные структуры, вроде синодов, они переносят на территорию Евросоюза. Я считаю, что для нынешней встречи могут быть три причины. Первая – это попытка попросить папу о посредничестве в разрешении конфликта вокруг России, разрушении ее негативного имиджа, который сейчас сложился в мире. Это ходатайство за Россию перед Бараком Обамой – по образцу Кубы, санкции против которой были недавно отменены. Той Кубы, где и проходит встреча.
Если папе Франциску удалось вывести Кубу из международной изоляции, вдруг он сможет вывести из нее и Россию?
– То есть, как уже писали многие комментаторы, патриарх выступает как посланец Владимира Путина?
– Да, такой посол доброй воли. Расчет на то, что если папе Франциску удалось вывести Кубу из международной изоляции, то вдруг он сможет вывести из нее и Россию? Вторая возможная причина – это действительно вопрос ближневосточных церквей. Дело в том, что этим летом на Крите должен пройти Всеправославный собор. И Кириллу на этом соборе было бы хорошо предстать в качестве человека, который заботится о ближневосточных церквях, а значит, привлечь их голоса для проталкивания своих каких-то решений. РПЦ не участвует на самом деле активно в делах ближневосточных церквей, а только иногда помогает деньгами. А встреча в Гаване – демонстрация личных усилий патриарха в этом вопросе. Наконец, третья причина коренится в личности самого Кирилла. Это человек очень амбициозный, любящий покрасоваться, в каком-то смысле бывшая телезвезда. За последние годы о Кирилле в этом качестве забыли. Бывший его приближенный Всеволод Чаплин утверждает, что Кирилл находится в специфическом психологическом состоянии, и есть надежда, что встреча с Франциском пробудит во всем мире новый интерес к нему. Впервые за долгое время он появится на экранах крупных телекомпаний, это поднимет его дух. Вполне возможно, что речь идет о сочетании всех трех перечисленных причин, в результате чего плюсов от гаванского свидания для Кирилла лично больше, чем минусов.
– Не будет эта встреча угрожать патриарху своими последствиями? Не раздразнит ли она влиятельные консервативные круги в Русской православной церкви? Для них римский понтифик – фигура, скажем так, традиционно не очень дружественная.
– Да, в Русской православной церкви принято ненавидеть католиков, подозревать их в различных кознях, крайне скептически относиться к тем представителям православной иерархии, которые с ними контактируют. Известно, что патриарх Кирилл – ближайший ученик митрополита Никодима (Ротова), который даже умер на руках у одного из предыдущих пап. Никодим испытывал большие симпатии к католицизму. Очевидно, Кирилл испытывает те же симпатии с точки зрения не церковных идей, но управленческой модели церкви. Он себя видит таким православным папой, приказы которого исполняются без обсуждений, воля и заявления которого являются высшими авторитетами для верующих. В Русской православной церкви, однако, принята другая концепция, согласно ей патриарх – лишь один из епископов, его в любой момент можно сменить. Поэтому в принципе, я думаю, церковным большинством эта встреча будет воспринята без понимания и даже критически. Другой вопрос, насколько это повредит патриарху Кириллу. Пока он добился того, что действительно все его приказы исполняются без особого сопротивления, он стал внутрицерковным диктатором. Но насколько эта модель будет работать дальше и как долго – большой вопрос. Думаю, что с момента политического ослабления Владимира Путина, с которым Кирилл тесно связан, у патриарха начнутся проблемы внутри церкви, – считает религиовед Николай Митрохин.
О том, как развивались в прошлом отношения между русским православием и католицизмом и как историческое наследие отражается на связях между двумя крупнейшими христианскими конфессиями, Радио Свобода рассказал специалист по истории Российской империи XIX века, профессор университета штата Мэриленд (США) Михаил Долбилов.
– 200 лет назад Александр I инициировал создание "Священного союза" с протестантской Пруссией и католической Австрией – на некоторой общехристианской идеологической основе. С другой стороны, почти 40 лет спустя его брат Николай I начал Крымскую войну из-за спора с Турцией по поводу прав православных христиан в Святой земле. Два таких противоположных действия. У императорской России была какая-то единая линия в плане использования религии как политического и дипломатического инструмента?
– В случае с Александром I и "Священным союзом" ситуация была уникальной, потому что именно в те годы проводилась своего рода протоэкуменическая политика. Со стороны Александра I лично и учрежденного им министерства духовных дел и просвещения была попытка не то чтобы объединить конфессии, но задействовать то общее, что свойственно разным конфессиям в христианстве, для утверждения, как бы сейчас сказали, "традиционных ценностей" в масштабе Европы. В союзе православной России с католической Австрией и протестантской Пруссией Александр I проблемы не видел, что не означало смягчения отношения к католицизму внутри Российской империи. В случае с Николаем I и предысторией Крымской войны мы имеем дело с несколько иной позицией. К тому времени долго тлел раздор между христианскими конфессиями по поводу святых мест. Тлел – и вспыхнул. Но в целом религия была не последним приоритетом для имперского государства и в тех или иных формах, конечно, она присутствовала в политике.
– Вы уже упомянули о внутренней политике России в отношении католических подданных. Насколько в те времена Русская православная церковь, которая тогда, как известно, была лишена патриаршества, являлась инструментом государственной власти? И сразу второй вопрос: насколько жесткой была государственная политика по отношению к подданным-католикам – в первую очередь поляки тут приходят в голову? Можно ли говорить об именно религиозных преследованиях и дискриминации или там скорее политические моменты довлели?
– Про православную церковь я бы очень коротко сказал, что ее отношения с государством были сложнее, чем простое безусловное подчинение. Да, зависимость православной иерархии от политики государства возрастала в течение всего имперского периода. Но у православной церкви были и свои домены даже в области светского права, например, в том, что касалось права семейного.
– Православный с католичкой или католик с православной могли сочетаться браком в тогдашней России свободно или там были ограничения?
Утверждалось, что веротерпимее России государства на свете нет
– Могли, но с начала 1830-х годов требованием для всех сословных групп было крещение детей от таких браков в православие. Что касается отношения к католицизму, то имперские власти всегда гордились российской веротерпимостью. Утверждалось, что веротерпимее России государства на свете нет. Ссылки обычно делались не на современную политику, а на яркие, броские примеры из прошлого. Например, в России никогда не было Варфоломеевской ночи, Россия никогда не практиковала каких-то свирепых массовых обращений в далеких краях, как это делали колонизаторы и католические миссионеры, скажем, в Латинской Америке. В России никогда не было такой вражды к католикам, какая была в Англии, например, в XVI веке. Российское государство не запрещало католицизм, оно приняло его после разделов Речи Посполитой в число так называемых терпимых государством вер, обеспечивало условия, при которых католики отправляли свою веру. Словом, веротерпимость была реальностью. Но она была ограниченной и чередовалась с репрессиями. С точки зрения католиков, было много притеснений. Историкам иногда трудно понять, насколько важна, например, была такая религиозная ценность, как прямое общение со Святым престолом, с папой для католических епископов и священников. Со времен Екатерины II, когда большая масса католиков оказалась в Российской империи, вплоть до конца империи все контакты с римской курией опосредовались министерством внутренних дел. Имперские бюрократы рассуждали так: зачем вам эти контакты, у вас есть костел, есть ксендз, вы можете молиться, причащаться, исповедоваться. Прекрасно. Государь охраняет вашу веру. Я утрирую немного, но логика была примерно такой.
– Какой-либо католический прозелитизм был возможен в России?
– Любой прозелитизм, за исключением православного, был уголовно наказуемым преступлением. Другое дело, насколько этот закон соблюдался. Католики не были ягнятами, которые послушно исполняли волю светского начальства. Прежде всего на западе империи, на бывших территориях Речи Посполитой, католики то тихой сапой, то более открыто распространяли свою веру, привлекали верующих. В западных губерниях, на территории нынешней Белоруссии, люди особенно часто переходили в римский католицизм. Со временем политика властей ужесточилась, особенно после так называемого воссоединения униатов с православием. Начался "разбор паствы". Это было тщательное выяснение, зачастую по записям о рождении, крещении, к какой конфессии должен принадлежать такой-то человек. Конечно, этот разбор проводился с перевесом в пользу православия.
– Вы упомянули грекокатоликов или униатов. Почему Российской империей был избран курс на уничтожение грекокатолической церкви? Кстати, если брать другую – советскую, сталинскую империю, то там вообще к религиям относились не очень ласково, но именно униатов под корень, что называется, извели после войны. Почему именно они?
– В сталинском СССР грекокатолики, прежде всего в Западной Украине, исполняли роль врага конфессионального и, соответственно, политического и культурного. Тут были соображения не столько религиозные, сколько культурно-политические. Глядя на XIX век и даже глубже, начиная от Брестской унии 1596 года, можно сказать, что униаты воспринимались как потенциально свои, как часть православной паствы, которая была "украдена хищным латинством" и которую надлежало вернуть, отвоевать. На них смотрели как на часть русского народа (к которому имперская идеология причисляла и украинцев, и белорусов), которая лишь по историческому недоразумению исповедует некую промежуточную, межеумочную веру и подлежит возвращению в лоно родной отеческой церкви – православия. Курс был взят на полное поглощение униатской церкви. Но, кстати, на тот момент, это середина XIX века, в среде униатского "белого" духовенства, нашлись деятели, которые возглавили этот процесс "возвращения".
– Если говорить о понятии "канонической территории", которое Русская православная церковь достаточно активно эксплуатирует и сейчас, можно сказать, что границы того, что РПЦ считает "своим" и где без всякой радости видит какое-либо присутствие католиков, определились именно тогда?
Миссия патриарха немного напоминает роль пастора Шлага в фильме "17 мгновений весны"
– Конечно, было определенное представление о сфере влияния. Но опять-таки это в большей степени риторика. Скажем, когда было очень сильно поддержанное государством обращение крестьян-католиков, в большинстве белорусов, в православие после восстания 1863 года на территории тогдашних Минской, Гродненской и Виленской губерний, да, аргумент "отбросим католиков за Неман" звучал. Но это больше риторика светских националистов, чем православной церкви на тот момент. Сама практика империи, регламентация в рамках веротерпимости узаконивала близкое соседство католических и православных епископов и приходов. Я бы сказал так: имперский порядок и регламентация сглаживали остроту вопроса о канонической территории. Здесь надо добавить, что в каком-то смысле римский католицизм был тогда знакомой конфессией, он сейчас менее знаком, менее "свой". Есть широко растиражированная фотография Путина с главами традиционных конфессий, относящаяся к концу 2014 года. Там они стоят рядком, но среди них нет, естественно, представителя Римско-католической церкви. А в XIX веке католицизм в русской жизни присутствовал, римско-католическая академия была в Петербурге, католические церкви в крупных городах, не только на западе империи – в общем, это не было экзотикой.
– То есть сейчас патриарх Кирилл едет общаться в каком-то смысле с представителем не очень хорошо знакомой его пастве конфессии?
– У этой миссии Кирилла есть разные подтексты. Скажу полушутливо: мне она немного напоминает роль так называемого пастора Шлага в фильме "17 мгновений весны". Кстати, непонятно, почему католического священника создатели фильма назвали пастором, на лютеранский манер, когда его надо называть "патер". Он, конечно, патер Шлаг. Но это детали. Были хорошие работы об этом и литературоведческие, и культурологические. Марк Липовецкий замечательно писал, что неявной поведенческой моделью для Путина является Штирлиц. Если вспомнить фильм, то патер Шлаг там оказывается фигурой с очень хорошими связями еще довоенными, и именно их хочет использовать или для прикрытия, или для реального контакта Штирлиц. Вот и современный католицизм – привлекательный партнер для России с точки зрения каких-то попыток укрепить контакты с Западом, восстановить репутацию или создать новые сферы влияния, – говорит историк Михаил Долбилов.