1 июля этого года Хорватия станет 28-м участником Европейского Союза. Окончательное «добро» этой стране Брюссель дал в конце марта. Штефан Фюле, курирующий в Еврокомиссии вопросы расширения ЕС, во время визита в Загреб излучал оптимизм, но не забыл предупредить: «Членство в Евросоюзе – дополнительный стимул для проведения реформ. Мы ожидаем, что Хорватия продолжит преобразования, особенно в области борьбы с коррупцией».
Очевидно, высокопоставленный чиновник мягко намекает на то, о чем британский историк и политолог Тимоти Гартон Эш говорит без обиняков: «До сих пор мы заявляли странам-кандидатам: вы должны стать образцовыми либеральными демократиями, с верховенством закона, независимыми масс-медиа, работающей рыночной экономикой и так далее, тогда мы вас примем. Но сейчас, если вы посмотрите на сам Европейский союз, на страны вроде Венгрии, на то, что там происходит, или на Италию при Берлускони… Напрашивается вопрос: разве это не двойные стандарты? Пока вы не вступили в ЕС, вы обязаны быть образцовыми европейцами, но как только вы уже там – всё, вперед, можно убивать и грабить… Фигурально выражаясь, конечно». Дебаты о том, кому и зачем нужно дальнейшее расширение Евросоюза, и нужно ли оно вообще, становятся частью острой дискуссии о будущем европейской интеграции.
Утомленные расширением
Чуть более года назад, в январе 2012-го, хорваты решали вопрос о своем европейском будущем на референдуме. Результат его был однозначным: две трети граждан, пришедших к избирательным урнам, проголосовали «за», треть – против. Но уже тогда обозреватели обращали внимание на крайне низкую для столь важного голосования явку избирателей – всего 44%. Большинству хорватов оказалось все равно, будет ли их страна членом объединения, в котором живут почти 500 миллионов человек и которое занимает второе место в списке ведущих экономик мира. Дело не в какой-то специфике хорватской ситуации: очевидно, сказался феномен «усталости от расширения» (enlargement fatigue), о котором в ЕС говорят не первый год. Во многом это связано с не слишком удачным опытом Румынии и Болгарии: обе эти страны, вступившие в ЕС в 2007 году, до сих пор не приняты в Шенгенскую зону, поскольку темпы и методы их борьбы с коррупцией и преступностью раз за разом признаются неудовлетворительными. Один из сотрудников аппарата Штефана Фюле признался, что в отношении этих двух стран в Брюсселе давно господствует мнение: с их принятием в ЕС поторопились, и повторения подобного опыта следует избегать.
Любопытно, что наиболее ярые евроскептики, которым не по душе проект ЕС как таковой, всегда понимали, какую опасность для Евросоюза представляет слишком поспешное расширение, и стремились использовать это в своих интересах. Так, один из самых последовательных критиков Евросоюза, экс-президент Чехии Вацлав Клаус, пару лет назад на полном серьезе предлагал не только как можно скорее принять в ЕС Турцию, но и рассмотреть возможность вступления в него постсоветских государств, например Казахстана.
Насчет Хорватии, правда, у еврочиновников особых сомнений нет: она способна относительно безболезненно вписаться в структуры ЕС. Кстати, недавний судебный процесс над бывшим премьером Иво Санадером, обвиненным во взяточничестве, принес Загребу в глазах Брюсселя дополнительные очки. А вот балканским соседям хорватов, выстроившимся в очередь на прием в ЕС, явно придется сложнее. Ведь среди них преобладают страны, чье экономическое положение не блестяще даже в сравнении с Хорватией, не говоря о более развитых регионах ЕС. К тому же многие из балканских стран так и не разрешили ни проблем с военными преступниками, ни территориальных споров с соседями. Самый яркий пример – Сербия и Косово: хотя переговоры между Белградом и Приштиной идут, противостояние албанцев и сербского меньшинства в Косове остается настолько острым, что надежды на быстрый прогресс и разрешение территориального спора там очень малы. А без этого европейские перспективы и Сербии, и Косова остаются весьма смутными.
Клуб, теряющий популярность
Дело, однако, в том, что заинтересованность самих стран-кандидатов в быстром присоединении к Евросоюзу заметно снизилась. Если еще в середине прошлого десятилетия ЕС напоминал закрытый клуб, члены которого были обеспокоены наплывом «бедных родственников» с востока, то теперь сами потенциальные новички не спешат ломиться в европейскую дверь, размышляя над тем, так ли уж много выгод принесет им членство. Тем более что добиваться его придется долго: переговоры Хорватии о вступлении продолжались без малого семь лет, а это относительно благополучная страна.
Наиболее очевидная причина новой волны «усталости от расширения» – нынешние экономические трудности ЕС, в первую очередь еврозоны. Как объясняет сотрудник Центра политических исследований Кентского университета (Великобритания) Филипп Катлифф, «глубина и продолжительность экономического кризиса разрушили образ Евросоюза как острова вечного процветания, обители установленной технократами стабильности и постепенного, но непрерывного улучшения условий жизни. Жесткие меры экономии, настойчиво навязываемые небольшим экономикам, попавшим в долговой кризис, а также наметившийся разрыв между крупнейшими странами ЕС и всеми остальными поставили под сомнение притягательность ЕС для небольших и бедных государств Балканского региона».
Добавим – не только Балканского. То же в определенной степени относится и к Украине, и к Турции, которая подала заявку на прием в ЕС еще в 1987 году и с 1999-го официально является кандидатом. В этой стране, по данным опросов, только за минувший год число тех, кто считает, что Турция станет в конце концов членом ЕС, упало с почти 35% до 17%. Обратного мнения придерживаются 78% турецких граждан. Так что теперь сомнения европейцев в том, что ЕС способен «переварить» большую и сложную мусульманскую страну, дополнились скептицизмом самих турок. Хотя недавние шаги турецкого правительства по урегулированию конфликта с курдами – а это одно из условий, которые Брюссель ставил Анкаре, – говорят о том, что правительство Реджепа Эрдогана, возможно, еще не выбросило планы сближения с Европой в мусорную корзину.
Кто кусает кормящую руку
Политикой и экономикой дело, однако, не исчерпывается, считает руководитель брюссельского отделения Института «Открытое общество» Хизер Граббе. По ее словам, «произошла потеря чувства солидарности, то есть желания решать общие проблемы вместе. Если это ощущение утрачено, к примеру, Германией и Грецией, как можно надеяться на его возникновение у той же Германии и, скажем, Албании?». Действительно, трудно говорить о чувстве солидарности, наблюдая за разъяренными греческими, кипрскими или испанскими демонстрантами, потрясающими портретами канцлера Германии Ангелы Меркель с пририсованными гитлеровскими усиками. Жители западноевропейских стран отвечают взаимностью: так, осенью прошлого года в способность Греции когда-либо расплатиться с долгами верили лишь 27% опрошенных немцев. 54% жителей Германии и более половины британцев считали, что Греции следует покинуть еврозону. Только четверть граждан Германии и Франции полагает, что членам ЕС следует активнее заниматься греческими проблемами.
При этом раздражение против южных «иждивенцев» растет и среди относительно новых и небогатых членов Евросоюза. Вот, к примеру, что говорил в недавнем интервью чешскому еженедельнику Respekt министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский: «Мне жалко немцев. Они дают сотни миллиардов евро из карманов собственных налогоплательщиков на спасение еврозоны, но слышат в ответ лишь упреки в диктате. Давайте скажем ясно: никто никого не заставляет брать эти деньги. Греция и Кипр могли сказать «нет». Ведь нечестно кусать кормящую руку». Иными словами, не только экономическая, но и психологическая пропасть между севером и югом Европы быстро расширяется. В этих условиях неудивительно, что многие претенденты на членство в ЕС, в том числе Украина, готовы слегка притормозить и посмотреть, чем дело кончится, прежде чем форсировать свое вступление в союз. На смену усталости от расширения понемногу приходит страх перед расширением.
В ближайшие годы проследовать за Хорватией в ЕС сможет разве что Исландия, подавшая заявку в 2009 году, сразу после жестокого кризиса, опустошившего банковскую систему этой страны. Тогда исландцы на референдуме отвергли соглашения, заключенные их правительством с Великобританией и Нидерландами, чьи инвесторы, в первую очередь государственные компании, потеряли деньги в рухнувших исландских банках. Иными словами, граждане Исландии отказались возвращать деньги прогоревшим иностранцам. Британцы и голландцы, однако, продолжают настаивать на выплате компенсаций на общую сумму в 4 миллиарда евро. Это очень солидные деньги для маленькой Исландии, так что эта проблема пока блокирует переговоры о ее вступлении в ЕС. Но если исландцам удастся добиться компромисса, их путь в ЕС, скорее всего, не будет долгим – в отличие от куда более бедных балканских стран, Украины, Грузии или Молдавии.
Дефект конструкции
Правда, еврокомиссар Фюле сохраняет оптимизм относительно перспектив дальнейшего расширения Евросоюза. В недавнем интервью Радио Свободная Европа/Радио Свобода он заявил, что «есть два важных момента. Первый – сохранение динамики расширения ЕС. Второй – продолжение и углубление реформ странами-кандидатами и теми, кто хочет ими стать. Ведь чем активнее идут реформы, тем больше поддержки оказывают политике расширения страны-члены ЕС». Впрочем, у официальных лиц такая работа – обнадеживать. Многие аналитики настроены более мрачно и считают enlargement fatigue лишь одним из проявлений внутренних дефектов, присущих нынешней конструкции Евросоюза.
Так, Стефан Ауэр полагает, что «европейские элиты оказались столь пленены собственным представлением о все более тесном союзе, что перестали замечать, что реальная жизнь идет вразрез с их планами. В течение последних 20 лет ЕС трансформировался из прагматического проекта, преследовавшего амбициозные цели международного сотрудничества и тщательно вымеряющего свои шаги, в дерзкий проект, целью которого явилось построение наднационального государства». Ауэр упрекает энтузиастов ускоренной интеграции в стремлении подчинить реальность целям «политического мессианского предприятия». По его мнению, утопия единого еврогосударства даже угрожает демократии, поскольку большинство европейцев пока не готовы отказаться от привычных рамок национальных государств. Эти люди – европейцы по своей идентичности, но во вторую очередь, а в первую – по-прежнему немцы, французы, итальянцы, поляки. А иногда – шотландцы, баски, сицилийцы, баварцы. Ведь регионализм и сепаратизм в современной Европе на подъеме, что еще более усложняет картину.
Впрочем, апокалиптических прогнозов в истории современной Европы хватало со времен Освальда Шпенглера, а то и более ранних. Сгущают краски и нынешние евроскептики. У сегодняшнего ЕС без границ и таможен уже достаточно преимуществ, понятных и ощутимых для каждого его жителя. Ну а до общеевропейской идентичности и единого государства действительно еще далеко, и не факт, что итогом европейской интеграции должны быть именно они: в конце концов, сила и привлекательность Европы – именно в многообразии. Шеф польской дипломатии Радослав Сикорский – кстати, бывший евроскептик, превратившийся в евроэнтузиаста, – считает, что сохранить национальное своеобразие в Европе, даже более интегрированной, чем сегодня, было бы довольно просто. По его словам, «у Евросоюза не должно быть права принимать единые законы в области образования, культуры и образа жизни. Это убедило бы отдельные народы, что уважение к их национальной идентичности будет сохраняться».
Нынешний кризис, с одной стороны, выявил множество ошибок, сделанных за последние годы в Брюсселе и в столицах отдельных стран. С другой – он показал, что большинство европейцев уже привыкло к своему общему дому, и споры сейчас идут не о том, сносить ли его, а скорее о планировке и о том, как этот дом следует обставить. То, что голоса критиков ЕС звучат куда громче, чем лет 5-7 назад, неудивительно. Однако результаты выборов – даже в Греции – показывают, что массовой поддержки радикальные противники интеграции не обрели (исключением можно считать разве что Великобританию).
Да, Европейский Союз явно устал. Но эта усталость – скорее не болезнь, а следствие 20-летних далеко не бесплодных усилий.
Очевидно, высокопоставленный чиновник мягко намекает на то, о чем британский историк и политолог Тимоти Гартон Эш говорит без обиняков: «До сих пор мы заявляли странам-кандидатам: вы должны стать образцовыми либеральными демократиями, с верховенством закона, независимыми масс-медиа, работающей рыночной экономикой и так далее, тогда мы вас примем. Но сейчас, если вы посмотрите на сам Европейский союз, на страны вроде Венгрии, на то, что там происходит, или на Италию при Берлускони… Напрашивается вопрос: разве это не двойные стандарты? Пока вы не вступили в ЕС, вы обязаны быть образцовыми европейцами, но как только вы уже там – всё, вперед, можно убивать и грабить… Фигурально выражаясь, конечно». Дебаты о том, кому и зачем нужно дальнейшее расширение Евросоюза, и нужно ли оно вообще, становятся частью острой дискуссии о будущем европейской интеграции.
Утомленные расширением
Чуть более года назад, в январе 2012-го, хорваты решали вопрос о своем европейском будущем на референдуме. Результат его был однозначным: две трети граждан, пришедших к избирательным урнам, проголосовали «за», треть – против. Но уже тогда обозреватели обращали внимание на крайне низкую для столь важного голосования явку избирателей – всего 44%. Большинству хорватов оказалось все равно, будет ли их страна членом объединения, в котором живут почти 500 миллионов человек и которое занимает второе место в списке ведущих экономик мира. Дело не в какой-то специфике хорватской ситуации: очевидно, сказался феномен «усталости от расширения» (enlargement fatigue), о котором в ЕС говорят не первый год. Во многом это связано с не слишком удачным опытом Румынии и Болгарии: обе эти страны, вступившие в ЕС в 2007 году, до сих пор не приняты в Шенгенскую зону, поскольку темпы и методы их борьбы с коррупцией и преступностью раз за разом признаются неудовлетворительными. Один из сотрудников аппарата Штефана Фюле признался, что в отношении этих двух стран в Брюсселе давно господствует мнение: с их принятием в ЕС поторопились, и повторения подобного опыта следует избегать.
Любопытно, что наиболее ярые евроскептики, которым не по душе проект ЕС как таковой, всегда понимали, какую опасность для Евросоюза представляет слишком поспешное расширение, и стремились использовать это в своих интересах. Так, один из самых последовательных критиков Евросоюза, экс-президент Чехии Вацлав Клаус, пару лет назад на полном серьезе предлагал не только как можно скорее принять в ЕС Турцию, но и рассмотреть возможность вступления в него постсоветских государств, например Казахстана.
Насчет Хорватии, правда, у еврочиновников особых сомнений нет: она способна относительно безболезненно вписаться в структуры ЕС. Кстати, недавний судебный процесс над бывшим премьером Иво Санадером, обвиненным во взяточничестве, принес Загребу в глазах Брюсселя дополнительные очки. А вот балканским соседям хорватов, выстроившимся в очередь на прием в ЕС, явно придется сложнее. Ведь среди них преобладают страны, чье экономическое положение не блестяще даже в сравнении с Хорватией, не говоря о более развитых регионах ЕС. К тому же многие из балканских стран так и не разрешили ни проблем с военными преступниками, ни территориальных споров с соседями. Самый яркий пример – Сербия и Косово: хотя переговоры между Белградом и Приштиной идут, противостояние албанцев и сербского меньшинства в Косове остается настолько острым, что надежды на быстрый прогресс и разрешение территориального спора там очень малы. А без этого европейские перспективы и Сербии, и Косова остаются весьма смутными.
Клуб, теряющий популярность
Дело, однако, в том, что заинтересованность самих стран-кандидатов в быстром присоединении к Евросоюзу заметно снизилась. Если еще в середине прошлого десятилетия ЕС напоминал закрытый клуб, члены которого были обеспокоены наплывом «бедных родственников» с востока, то теперь сами потенциальные новички не спешат ломиться в европейскую дверь, размышляя над тем, так ли уж много выгод принесет им членство. Тем более что добиваться его придется долго: переговоры Хорватии о вступлении продолжались без малого семь лет, а это относительно благополучная страна.
Наиболее очевидная причина новой волны «усталости от расширения» – нынешние экономические трудности ЕС, в первую очередь еврозоны. Как объясняет сотрудник Центра политических исследований Кентского университета (Великобритания) Филипп Катлифф, «глубина и продолжительность экономического кризиса разрушили образ Евросоюза как острова вечного процветания, обители установленной технократами стабильности и постепенного, но непрерывного улучшения условий жизни. Жесткие меры экономии, настойчиво навязываемые небольшим экономикам, попавшим в долговой кризис, а также наметившийся разрыв между крупнейшими странами ЕС и всеми остальными поставили под сомнение притягательность ЕС для небольших и бедных государств Балканского региона».
Добавим – не только Балканского. То же в определенной степени относится и к Украине, и к Турции, которая подала заявку на прием в ЕС еще в 1987 году и с 1999-го официально является кандидатом. В этой стране, по данным опросов, только за минувший год число тех, кто считает, что Турция станет в конце концов членом ЕС, упало с почти 35% до 17%. Обратного мнения придерживаются 78% турецких граждан. Так что теперь сомнения европейцев в том, что ЕС способен «переварить» большую и сложную мусульманскую страну, дополнились скептицизмом самих турок. Хотя недавние шаги турецкого правительства по урегулированию конфликта с курдами – а это одно из условий, которые Брюссель ставил Анкаре, – говорят о том, что правительство Реджепа Эрдогана, возможно, еще не выбросило планы сближения с Европой в мусорную корзину.
Кто кусает кормящую руку
Политикой и экономикой дело, однако, не исчерпывается, считает руководитель брюссельского отделения Института «Открытое общество» Хизер Граббе. По ее словам, «произошла потеря чувства солидарности, то есть желания решать общие проблемы вместе. Если это ощущение утрачено, к примеру, Германией и Грецией, как можно надеяться на его возникновение у той же Германии и, скажем, Албании?». Действительно, трудно говорить о чувстве солидарности, наблюдая за разъяренными греческими, кипрскими или испанскими демонстрантами, потрясающими портретами канцлера Германии Ангелы Меркель с пририсованными гитлеровскими усиками. Жители западноевропейских стран отвечают взаимностью: так, осенью прошлого года в способность Греции когда-либо расплатиться с долгами верили лишь 27% опрошенных немцев. 54% жителей Германии и более половины британцев считали, что Греции следует покинуть еврозону. Только четверть граждан Германии и Франции полагает, что членам ЕС следует активнее заниматься греческими проблемами.
При этом раздражение против южных «иждивенцев» растет и среди относительно новых и небогатых членов Евросоюза. Вот, к примеру, что говорил в недавнем интервью чешскому еженедельнику Respekt министр иностранных дел Польши Радослав Сикорский: «Мне жалко немцев. Они дают сотни миллиардов евро из карманов собственных налогоплательщиков на спасение еврозоны, но слышат в ответ лишь упреки в диктате. Давайте скажем ясно: никто никого не заставляет брать эти деньги. Греция и Кипр могли сказать «нет». Ведь нечестно кусать кормящую руку». Иными словами, не только экономическая, но и психологическая пропасть между севером и югом Европы быстро расширяется. В этих условиях неудивительно, что многие претенденты на членство в ЕС, в том числе Украина, готовы слегка притормозить и посмотреть, чем дело кончится, прежде чем форсировать свое вступление в союз. На смену усталости от расширения понемногу приходит страх перед расширением.
В ближайшие годы проследовать за Хорватией в ЕС сможет разве что Исландия, подавшая заявку в 2009 году, сразу после жестокого кризиса, опустошившего банковскую систему этой страны. Тогда исландцы на референдуме отвергли соглашения, заключенные их правительством с Великобританией и Нидерландами, чьи инвесторы, в первую очередь государственные компании, потеряли деньги в рухнувших исландских банках. Иными словами, граждане Исландии отказались возвращать деньги прогоревшим иностранцам. Британцы и голландцы, однако, продолжают настаивать на выплате компенсаций на общую сумму в 4 миллиарда евро. Это очень солидные деньги для маленькой Исландии, так что эта проблема пока блокирует переговоры о ее вступлении в ЕС. Но если исландцам удастся добиться компромисса, их путь в ЕС, скорее всего, не будет долгим – в отличие от куда более бедных балканских стран, Украины, Грузии или Молдавии.
Дефект конструкции
Правда, еврокомиссар Фюле сохраняет оптимизм относительно перспектив дальнейшего расширения Евросоюза. В недавнем интервью Радио Свободная Европа/Радио Свобода он заявил, что «есть два важных момента. Первый – сохранение динамики расширения ЕС. Второй – продолжение и углубление реформ странами-кандидатами и теми, кто хочет ими стать. Ведь чем активнее идут реформы, тем больше поддержки оказывают политике расширения страны-члены ЕС». Впрочем, у официальных лиц такая работа – обнадеживать. Многие аналитики настроены более мрачно и считают enlargement fatigue лишь одним из проявлений внутренних дефектов, присущих нынешней конструкции Евросоюза.
Так, Стефан Ауэр полагает, что «европейские элиты оказались столь пленены собственным представлением о все более тесном союзе, что перестали замечать, что реальная жизнь идет вразрез с их планами. В течение последних 20 лет ЕС трансформировался из прагматического проекта, преследовавшего амбициозные цели международного сотрудничества и тщательно вымеряющего свои шаги, в дерзкий проект, целью которого явилось построение наднационального государства». Ауэр упрекает энтузиастов ускоренной интеграции в стремлении подчинить реальность целям «политического мессианского предприятия». По его мнению, утопия единого еврогосударства даже угрожает демократии, поскольку большинство европейцев пока не готовы отказаться от привычных рамок национальных государств. Эти люди – европейцы по своей идентичности, но во вторую очередь, а в первую – по-прежнему немцы, французы, итальянцы, поляки. А иногда – шотландцы, баски, сицилийцы, баварцы. Ведь регионализм и сепаратизм в современной Европе на подъеме, что еще более усложняет картину.
Впрочем, апокалиптических прогнозов в истории современной Европы хватало со времен Освальда Шпенглера, а то и более ранних. Сгущают краски и нынешние евроскептики. У сегодняшнего ЕС без границ и таможен уже достаточно преимуществ, понятных и ощутимых для каждого его жителя. Ну а до общеевропейской идентичности и единого государства действительно еще далеко, и не факт, что итогом европейской интеграции должны быть именно они: в конце концов, сила и привлекательность Европы – именно в многообразии. Шеф польской дипломатии Радослав Сикорский – кстати, бывший евроскептик, превратившийся в евроэнтузиаста, – считает, что сохранить национальное своеобразие в Европе, даже более интегрированной, чем сегодня, было бы довольно просто. По его словам, «у Евросоюза не должно быть права принимать единые законы в области образования, культуры и образа жизни. Это убедило бы отдельные народы, что уважение к их национальной идентичности будет сохраняться».
Нынешний кризис, с одной стороны, выявил множество ошибок, сделанных за последние годы в Брюсселе и в столицах отдельных стран. С другой – он показал, что большинство европейцев уже привыкло к своему общему дому, и споры сейчас идут не о том, сносить ли его, а скорее о планировке и о том, как этот дом следует обставить. То, что голоса критиков ЕС звучат куда громче, чем лет 5-7 назад, неудивительно. Однако результаты выборов – даже в Греции – показывают, что массовой поддержки радикальные противники интеграции не обрели (исключением можно считать разве что Великобританию).
Да, Европейский Союз явно устал. Но эта усталость – скорее не болезнь, а следствие 20-летних далеко не бесплодных усилий.